Г. Ипсен

ФЕСТСКИЙ ДИСК (ОПЫТ ДЕШИФРОВКИ)

Диск был скопирован и опубликован в 1909 г. Л. П е р н ь е В журнале “Ausonia” (№ 3, стр. 255 и ел.). С тех пор он часто Служил предметом более или менее подробного обсуждения.

Со времен Пернье существует единодушное мнение, что надпись читается от края к центру. Все остальные проблемы, связанные с диском, остаются спорными.

Данная работа строится на рассмотрении диска как такового. Поэтому неизбежно приходится в какой-то мере повторять уже известное и общепризнанное. Однако мне кажется, что по этому пути можно продвинуться вперед дальше, чем удавалось до сих пор. Неизвестно, появится ли когда-нибудь возможность прочесть надпись диска, который пока остается немым. Новее же представляется немаловажным показать, чего можно достичь даже и без прочтения надписи, если строго следовать логике дешифровки. Не исключено, что эта попытка представляет интерес также и с методической точки зрения.

Статья основана на работе, проделанной совместно с П о р ц и г о м летом 1924 г. Многие результаты были тогда уже получены или предполагались; П о р ц и г у принадлежит в этом исследовании такая же роль, как и мне самому.

I.

Памятник представляет собой плоский диск из обожженной глины размером с ладонь. Уже из этого видно, что он является изделием человеческих рук. Найден он в числе других остатков утвари среди обломков Фестского дворца. Место, где он был найден, и окружающие предметы указывают на то, что он относится примерно к XVII в. до и. э, то есть к началу Второго Великого Дворцового периода эгейской культуры.

Обстоятельства находки позволяют высказать предположения о возрасте диска и о том, что он был либо создан на Крите, либо завезен на Крит в минойскую эпоху. Но ни место, ни время создания диска не определяются таким образом с абсолютной уверенностью, так как диск мог быть прислан, завезен или скопирован. Аналогичные находки, которые позволили бы это определить, отсутствуют.

Обе плоские поверхности диска покрыты различного рода бороздами: по обеим сторонам проходит глубокая спиральная борозда, делающая четыре витка; получившиеся в результате спиральные полосы на внешнем конце замыкаются поперечными черточками, пересекаемыми четырьмя или пятью кружками; ограниченная таким образом полоса подразделяется неравномерно распределенными простыми поперечными черточками на поля различной величины; эти поля заполнены разнообразными рисунками [см. рис. диска на стр. 34].

Четко оттиснутые линии внешнего силуэта, кое-где зарисованного и внутри, складываются в отчетливые и определенные изображения. Большинство рисунков интерпретируется легко и бесспорно: мы узнаем, например, кипарис, кустарник, ветвь, колос, лилию, крокус (шафран), какую-то розетку (круглый орнамент, напоминающий цветок); мы видим на диске и изображения животного мира, например гусеницу (?), пчелу, дельфина, голубя, летящего сокола, держащего в когтях маленький двойной щит, головы льва и газели, снятую шкуру, коровью ногу, две кости предплечья, козий рог; мы видим бегущего человека, пленника со скованными за спиной руками, женщину в набедренной повязке с обнаженной грудью, ребенка, голову мужчины с татуированными щеками и другую — в уборе из перьев; мы можем рассмотреть и оружие, например шлем, круглый щит, двойную секиру и натянутый лук, а также дом, колонну, корабль, коромысло, угломер, отвес, треугольник и т. п.; кроме того, мы замечаем несколько рисунков, смысл которых вызывает сомнение или не поддается разгадке. Однако в том, что они, так же как и остальные, нечто изображают, сомнения нет.

Все это — мир, окружавший человека: люди, оружие, предметы домашнего обихода и орудия труда; и это мир южный, с характерными для него растениями и животными. Некоторые рисунки дают и более определенные свидетельства: мы узнаем головной убор из перьев, какой носили филистимляне и родственные им “народы моря”, которые через несколько столетий соприкоснулись с египтянами; мы видим на рисунках также критский женский костюм, определенно эгейский тип корабля, ритоны в виде звериных голов (которые так ценили египтяне, называя “дарами Кефти” [то есть Крита.— Ред.]), орнамент в форме розетки. Наряду с этими отдельными соответствиями в содержании существуют также соответствия в стиле с критской росписью стен и ваз и с критскими миниатюрами на печатях и фаянсе: дерево, куст, лилия, крокус (шафран), колонна нарисованы

именно таким образом, как рисовали на Крите. Итак, детальное рассмотрение рисунков удостоверяет эгейское происхождение диска.

Независимо от того, возник ли он на Крите или где-нибудь по соседству, он представляет эгейский мир, где священными животными считались корова, коза, дельфин и голубь, где любимыми цветами были лилия и крокус (шафран), для эгейского мира был характерен и спиральный Орнамент, характерна и” смелость выдумки,

II.

Однако несмотря на то, что рисунки отчетливо и конкретно изображают предметы окружающего мира, совершенно ясно, что их назначение не в этом. Их нельзя считать ни отдельными независимыми картинками (потому что они определенным образом упорядочены), ни единой картиной, состоящей из отдельных элементов (ибо их расположение нигде не обнаруживает образной связи). Впрочем, они действительно отражают некую закрепленную в них картину исчезнувшего мира, но опосредствованно. Совершенно ясно, что они означают не то, что на них непосредственно изображено, они являются знаками, условно обозначающими предметы реального мира, другими словами — письменными знаками.

Но тогда, может быть, эти рисунки и следует “читать” непосредственно как рисуночное письмо? Это значит, что их последовательность в целом или в группах рисунков изображает непрерывный комплекс — событие или явление, разлагая его на отдельные моменты, закрепленные в рисунках. При чтении разнообразие рисунков снова сливается в непрерывный поток. Но таких последовательностей, изображающих непрерывный комплекс, не удается получить даже и для большинства отдельных полей, не говоря уже о целых полосах.

Итак, значение рисунков дважды опосредствовано: рисунки являются знаками для звуков, то есть настоящей письменностью. Только на этом, втором уровне они выражают смысловую связь, которая, однако, не имеет отношения к прямому значению отдельных изображений. Можно привести и еще одно, более наглядное доказательство того, что речь идет об ограниченном числе четко определенных письменных знаков (а не о рисунках или рисуночном письме): изображения не нацарапаны на мягкой глине и не нарисованы, а оттиснуты при помощи штемпелей, и на этих штемпелях часто как бы сокращены — понятно, что штемпеля с изображениями, упрощенными в знаки, изготовлялись для частого пользования. Предметный мир, память о котором сохраняют знаки, не воспроизводится во всей его полноте, а сводится к ограниченному числу постоянных элементов; повторяя и по-разному располагая эти элементы относительно друг друга, можно, однако, передать индивидуальное многообразие мира. Таким образом, знаки не должны воспроизводить единичное вместе с присущей ему структурой; наоборот, они заменяют непосредственное воспроизведение этой структуры переводом ее в особые, присущие им самим формы, то есть превращаются в письменность.

Если диск является настоящим памятником письменности, то он должен быть доступным для чтения в полном смысле этого слова, то есть переводимым в текст, который следует в определенном направлении. Временная последовательность высказывания явно выражена в протяженной спиральной полосе, содержащей только один ряд знаков. Но в каком направлении следует читать надпись? Ответ вытекает из следующих наблюдений: спиральная линия, которая оформляет упорядоченность знаков в целом, идет от краев к центру (потому что к центру сглаживается угол, который получается при переходе от одного оборота к другому); к центру и полоса, и поля, и знаки сжимаются в пространстве (места для окончания надписи оставалось мало, и поэтому приходилось теснить знаки, а это говорит о том, что конец надписи — внутри); большинство рисунков обращено верхней частью к центру (так что каждый знак принимает участие в общем движении от краев к центру); а рисунки в большинстве случаев направлены навстречу чтению. Таким образом выражается на письме одна из основных ситуаций реального мира — встреча; это общий закон для всех письменностей, имеющих хоть в отдаленной степени изобразительный характер; только вавилоняне ^и греки, понимавшие письмо в основном как высказывание, исходящее от субъекта, а не как отрезок внешней среды, выраженный в условной форме, в более поздние времена повернули знаки (или, вернее, направление письма) в другую сторону.

Направление чтения от краев к центру имеет место на обеих сторонах. Следовательно, эти стороны самостоятельны по отношению друг к другу, и связь между ними пока не обнаружена;в дальнейшем мы будем, как обычно принято, называть их произвольно лицевой стороной (А) и оборотной стороной (Б). Обе стороны целиком исписаны (таким образом, диск сделан специально по размеру, соответствующему тексту): на стороне А — 123 или 124 знака в 31 поле (А I—XXXI); на стороне Б — 119 знаков в 30 полях (Б I — XXX).

Если каждая из полос может быть прочитана от краев к центру, если к тому же последовательность знаков упорядочена не как образная, а как языковая, возникает вопрос, каким языко-~ выМ образованиям соответствуют различаемые группы — полоса, поле, знак. Прежде всего мы видим иерархическую систему, восходящую от самых мелких единиц (знаков) к группам из 2—7 таких единиц (полям), которые в количестве 31 или 30 уже без каких бы то ни было промежуточных ступеней заполняют полосу. Очевидно, эта иерархия — непосредственная языковая упорядоченность, которая примерно может быть представлена переходом от звука через слог к слову, предложению или другим, более сложным частям высказывания. Вся полоса, без сомнения, соответствует высказыванию, которое может состоять из одного или нескольких предложений. Однако какая же языковая единица включена в поле? И чему соответствует знак?

Возможность, что поля обозначают метрические единицы, исключается, потому что поля неодинакового размера и как та-ковые чередуются бессистемно; метрические же единицы, по определению, всегда упорядочены согласно тем или иным правилам-

Таким образом, полю и знаку соответствуют либо предложение и слово (эта гипотеза могла бы опираться на изобразительный характер знаков), либо слово и слог, либо слово и звук. Нет необходимости говорить, что в любом случае (скажем, при слоговом письме) отдельные единицы могут строиться по иному принципу, и, следовательно, мы ищем только общее правило письма, которое допускает различные отклонения.

Ряд соображений позволяет дать определенный ответ на этот вопрос. Во-первых, число полей на каждой стороне показывает, что высказывание в целом выходит за пределы основных языковых единиц — слога, слова и предложения,— потому что все они, по определению, состоят из ограниченного числа подчиненных членов.

Во-вторых, обе стороны содержат всего 242 знака. Однако среди них только 45 различных знаков, каждый из которых повторяется в среднем по 5—6 раз. Большое количество повторений делает гипотезу о том, что знаки означают слова, маловероятной, потому что трудно представить себе высказывание данной длины, где бы почти все слова повторялись так часто. Это было бы возможно лишь в том случае, если бы диск представлял собой инвентарный список, где перечисляется большое количество сходных предметов, или молитву (эта гипотеза подтверждалась бы некоторыми восточными параллелями). Предположение о том, что диск является инвентарным списком, уже высказывалось; прежде всего это предположение выдвинул Э в а н с. Для решения данного вопроса следует рассмотреть, соответствует ли надпись диска общепринятой форме списка (или молитвы). Об этом будет сказано более подробно ниже. Но на вопрос, который стоит перед нами сейчас, можно ответить и без этого.

Решающим представляется мне третье соображение. Если мы рассмотрим каждую сторону в отдельности (то есть примерно половину рисунков), то мы насчитаем от 33 (Б) до 35 (А) различных знаков; другая сторона (с таким же количеством рисунков) прибавит к ним всего лишь от 10 (Б) до 12 (А) новых знаков. Следовательно, при пропорциональном увеличении текста прирост новых знаков быстро убывает. Другими словами: если бы текст занимал пространство в пять или в десять раз большее или если бы, кроме этой, мы имели бы еще пять или десять надписей такого же размера, то у нас появилось бы совсем немного новых знаков, во всяком случае, значительного их прироста мы бы не имели.

Те же данные позволяют высчитать, сколькими различными знаками располагала письменность диска, ибо количество знаков на обеих сторонах дает достаточные основания для построения геометрического ряда. Расчет требует еще одной поправки: его можно было бы принять безоговорочно лишь в том случае, если бы обе стороны диска были совершенно не связаны друг с другом. Это маловероятно. Если же стороны так или иначе связаны между собой, то повторяемость знаков в какой-то степени обусловлена общностью содержания. Поэтому письменность могла включать большее количество знаков, чем у нас получается. Однако, с другой стороны, рассмотрение обеих сторон показывает, что даже и отдельные поля, не говоря уже о целых полосах, различны по содержанию: только одно поле лицевой стороны (А III) без изменения вновь появляется на оборотной стороне (Б XX). Исходя из этих соображений можно приблизительно определить размер необходимой поправки.

Исправленный расчет дает следующий результат: письменность, которой написан диск, содержала более пятидесяти, но едва ли многим более шестидесяти знаков. Следовательно, ее, без всякого сомнения, нужно признать слоговым письмом, ибо, если бы знак соответствовал слову — которое в свою очередь соответствует какому-то явлению или факту действительности — то такая письменность в какой-то степени должна была бы обладать всем тем богатством, каким обладает действительность; поэтому всякая словесная письменность должна содержать сотни знаков. Буквенно звуковое письмо, напротив, легко обходится двумя-тремя дюжинами знаков, ибо сфера его действия ограничена произносительными возможностями человека. Слоговое письмо занимает примерно срединное положение, насчитывая от пятидесяти до ста знаков.

Если отдельные знаки, как правило, передают слоги, тогда поля, безусловно, обозначают слова. Они отделяются друг от друга поперечными черточками, служащими словоразделами, тогда как более обширные члены высказывания, в частности предложения,” никаких особых обозначений не имеют.

Анализ частоты знаков подтверждает вывод о словесном характере полей и таким образом опосредствованно еще раз доказывает, что текст диска записан слоговым письмом. Средняя частота—45 отдельных письменных знаков при общем количестве знаков, равном 242,— составляет примерно 1 : 5,4. Однако отдельные знаки очень различаются между собой по частоте: одна пятая часть всех знаков (4 — на стороне А, 5 — на стороне Б) встречается только по одному разу; три пятых встречается от двух до семи раз и таким образом соответствует средней цифре; одна пятая встречается 11—19 раз. Из того факта, что некоторые знаки встречаются редко, можно усмотреть только то, что здесь, как и во всяком языке, частота различных слогов бывает различной. Однако частотность последней пятой части знаков необычайно высока. Рассмотрим эти знаки в отдельности. Чаще всего (19 раз) появляется знак ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ, и притом всегда в одном и том же положении, в начале группы. ЩИТ (17 раз) встречается либо как второй знак (и в этом случае всегда после ГОЛОВЫ С ПЕРЬЯМИ, стоящей в начале), либо как последний знак группы. ШКУРА, которая повторяется 15 раз, стоит 6 раз в начале, 2 раза на втором месте после ГОЛОВЫ С ПЕРЬЯМИ, 5 раз после ГОЛОВЫ С ПЕРЬЯМИ и ЩИТА; ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА (11 раз) 8 раз встречается на первом месте. ВЕТВЬ употребляется 11 раз, из них З раза — в конечном положении. К этому присоединяется еще один-единственный нерисуночный знак — короткая КОСАЯ ЧЕРТА, которая встречается 16 раз внизу, под последним знаком поля.

Другие часто повторяюшеся знаки ведут себя иначе: они меняют свое место, но нередко выступают в одинаковом окружении. Так, МУЖЧИНА (11 раз) 5 раз следует за КИПАРИСОМ; ШЛЕМ (18 раз) 6 раз появляется после знака, который я называю “ВОЛНОЙ”, не утверждая, впрочем, что рисунок действительно изображает волну (смысл изображения неясен), 3 раза — в группе КУСТ — ШЛЕМ --- РУКАВИЦА; УГОЛ (14 раз) 5 раз стоит после КОЛОННЫ, 2 раза — после ЖЕНЩИНЫ; КОЛОННА (11 раз) соответственно—5 раз после УГЛА, 2 раза встречается в сочетании ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ.

О чем говорят эти данные? Прежде всего о том, что группа наиболее частых знаков имеет также и качественное отличие по сравнению с большинством остальных знаков. Большая часть употребительных знаков встечается исключительно или преимущественно в начале и в конце поля, в неизменной позиции, но в совершенно различном окужении; другая часть, напротив, меняет свою позицию в поле однако часто выступает в тесном сочетании с одним или двумя другими знаками. Это свойство поля говорит о том, что оно соответствует словокомплексу (то есть единому комплексу, состоящему из ряда морфем); составляющие его слоги группируются вокруг постоянного ядра, которое является носителем значения слова; оно согласуется с общей структурой предложения, в которое входит при помощи начальных или конечных знаков. Эти знаки, очевидно, соответствуют грамматическим формам, указывающим на различные отношения между словами. Структура предложения в целом просматривается в отдельных его членах-словах именно через грамматические формы, поэтому-то они и повторяются так часто. Устойчивые же сочетания знаков представляют собой корни слов; их повторение указывает на то, что эти слова являют основными “темами” высказывания.

Наличие сверхчастых знаов доказывает, таким образом, что поля являются отдельными словами надписи. В таком случае отдельные рисунки, как правило, очевидно, обозначают слоги. Итак, утверждение, что мы здесь имеем дело со слоговым письмом, подтверждается двумя независимыми друг от друга путями:

рассмотрением количества знаков и рассмотрением частоты знаков. Рассмотрение повторяющихся знаков дает возможность подойти и к анализу языковых значеиий. Сверхчастые знаки, с одной стороны, подготавливаю проникновение в грамматический строй языка, на котором написана надпись, с другой — ведут к раскрытию тематического строения высказывания и, следовательно, значения надписи.

Но прежде чем перейти к эпыткам в этих направлениях, подведем некоторые итоги. Достигнут первый результат: перед нами раскрылись способ письма и характер письменности.

III.

Каждую сторону диска следует читать как надпись, идущую справа (от края) налево (к центру). Мы имеем дело с письменностью, которая содержит около 60 рисуночных знажов. Знаки в большинстве случаев имеют правую направленность, а строки — левую. Каждый знак, как правило, обозначает слог, слова отделены друг от друга поперечными штрихами.

Известная часть рисунков, как легко можно доказать, раскрывает перед нами эгейский мир; таким образом, письменность сложилась в районе Крита. Ряд рисунков характерен для эгейского мира вообще; большинство знаков и некоторые особенности способа письма свойственны именно диску, а, значит, тем самым также и Эгеиде.

Отсутствие непосредственной связи между образ ным смыслом рисунков и языковым значением в этой письменности доказывает, что эта письменность—зависимое явление, и основана она на знакомстве с другими, уже существующими письменностями.

По количеству знаков письменность диска близка к более поздней письменности Эгеиды. Приблизительное количество в 60 знаков, вычисленное для письменности диска, соответствует критскому линейному письму, которое, по исследоваяиям Сундвалла, насчитывает примерно 76 знаков (Эванс, пользуясь другим способом вычисления, получает примерно тот же результат), и кипрскому письму, насчитывающему примерно 55 знаков. Совпадение количества знаков говорит о единообразии систем письма в этих трех письменностях. По-видимому, произношение слоговых знаков также было сходным.

Однако необходимо иметь в виду, что текст диска обладает рядом важных отличительных черт, которые не дают возможности отнести его непосредственно к какой-либо из известных письменностей. Напротив, имеет место следующий странный факт. Как показал Сундвалл, многие формы знаков из критского рисуночного письма начала II тысячелетия до н. э. переходят в более позднее линейное письмо; к ним опятгь-таки непосредственно примыкает значительная часть репертуара кипрских слоговых знаков. Мы располагаем также некоторыми находками из промежуточного периода, подтверждающгими связь между этими видами письма. Первые века своей истории критская письменность носит подготовительный, переходный характер; это обозначения—нечто среднее между языком рюсунков. и настоящей письменностью. Линейное же письмо, которое в XVII — XVI вв. было распространено во всей Эгеиде, представляет собой разработанное слоговое письмо, знаки которого разве что отдаленно напоминают рисунки. Слоговое рисуночное письмо диска с точки зрения теории развития письменности находится как раз посередине между тем и другим.

Но ни по времени создания, ни с точки зрения истории развития диск не является связующим звеном между ними. Линейное письмо появилось одновременно с диском, если не раньше.

Очень заманчиво было бы устранить это противоречие, приписав диску иноземное происхождение. Однако нельзя закрывать глаза на то, что таким образом мы только отодвинем, но не решим проблему. Кроме того, анализ рисунков указывает на эгейское происхождение диска. Можно сомневаться в том, что диск сделан именно на Крите; возможно (хотя и недоказуемо), что его родина — юго-восточная Малая Азия,— так считает Э в а н с. Однако выйти за пределы Эгеиды мы не можем. Но тогда это не снимает противоречия, так как линейное письмо носит общеэгейский характер. Таким образом, этот вопрос должен быть решен исключительно на эгейском материале.

Поистине удивительный исторический факт: диск тесно связан с Эгеидой — непосредственно, по своей форме, и в более широком смысле — через дальнейшее развитие письменности,— и вместе с тем во всех деталях сохраняет индивидуальное своеобразие. Он, безусловно, представляет собой явление единственное в своем роде, однако его письмо связано с другими письменностями. По существу, он находится между древнекритским иероглифическим письмом и более поздним линейным письмом; однако же он является промежуточным этапом, несмотря на ярко выраженный эгейский характер рисунков.

Возможно, Фестский диск — эгейское воплощение восточной цивилизации. Исторической параллелью может здесь служить хеттское иероглифическое письмо. Оно также, по крайней мере на поздних стадиях, представляет собой слоговое рисуночное письмо малоазийского типа, хотя внешне оно построено по образцу египетских иероглифов, но по передаче слоговых значений соответствует знакам клинописи. Как рисуночное письмо диска сосуществует рядом с линейным письмом, так и хеттские иероглифы существуют одновременно с хеттской клинописью.

Письменности хеттских областей проливают свет на письменность Эгеиды потому, что они возникли в одинаковых условиях. Другой вопрос, существуют ли, помимо этого, еще и непосредственные исторические связи. Э в а н с сравнивал отдельные знаки диска с хеттскими иероглифами: оснований для того, чтобы говорить о формальном единстие, недостаточно. Однако же сходство есть в другом, весьма существенном отношении: диск (и линейное письмо) так же, как и хеттская клинопись, содержит знаки словораздела.

Словораздел, как заметил П о р ц и г, характерен для Малой Азии. В Месопотамии он не применялся и впервые появляeтся — часто, но нерегулярно — на каппадокийских табличках. Хетты, заимствовав его, первыми стали систематически разделять слова. С тех пор словораздел постоянно встречается в пределах Малой Азии; например, еще через тысячу лет—на западе— у лидийцев и ликийцев, на востоке — у персов. Поэтому словораздел говорит о малоазийском влиянии на письменность Фестского диска. В то же время он дает возможность понять, каким путем распространился в Эгеиде принцип клинописи.

После того как мы установили характер письменности и способ письма, можно было бы приступить к дешифровке диска, если бы его рисунки поддавались образному “чтению”. В этом случае предметные значения знаков, правильно упорядоченные и приведенные в связь друг с другом, раскрыли бы нам смысл надписи. Однако знаки Фестского диска означают не то, что они изображают, и передают они неизвестное звучание какого-то неизвестного языка. Таким образом, перед нами встает новая задача, если можно так выразиться,— новый уровень дешифровки. Мы распознали непосредственно данную нам форму как определенную письменность; другими словами, как знаки для чего-то, что само по себе в свою очередь является системой знаков, а именно для языка. Сможет ли наша дешифровка проникнуть в этот второй уровень познания явления?

Сможет, потому что письменность и язык находятся в соответствии друг с другом. Так как письменность обозначает язык, она в опосредствованном виде содержит в себе факты языка; языку принадлежит ведущая роль в упорядочении знаков, благодаря которой немногочисленные рисунки могут обозначать бесконечное многообразие жизненных ситуаций. Мы уже и сейчас имеем кое-какие результаты, относящиеся к области языка: мы знаем, что “полоса” представляет собой высказывание, поля — слова, знаки — слоги. Отсюда мы можем судить о количестве слогов в слове и о длине высказываний. Этого, разумеется, еще очень мало. Ключ к дальнейшему пониманию дают повторения. Благодаря им высказывание перестает казаться нам произвольным и не поддающимся определению. Позволяя выделить в высказывании отдельные точки и определенным образом связать их между собой, они дают возможность расчленить целое; расчленяя целое, они превращают последовательность знаков на полосе в многослойную структуру. Эта структура, безусловно, является выражением содержащегося в высказывании смысла, который мы ищем. Если достаточно четко определить структуру, этот смысл можно из нее извлечь.

Повторяться могут две единицы целого — поля и знаки. Повторение полей (слов) делает возможным членение высказываний на отдельные части, повторение знаков (слогов) делает возможным членение слова на основу и грамматические форманты. Каждое отдельное наблюдение такого рода допускает ряд толкований; само по себе накопление подобных деталей не помогает нам продвинуться вперед, а заводит в область неопределенного: однако, сопоставляя наблюдения, независимые сами по себе, но группирующиеся вокруг одного и того же факта или дополняющие друг друга, мы достигаем уменьшения неопределенности в геометрической прогрессии; в некоторых благоприятных случаях возможность истолкования ограничивается одним, единственно правильным решением.

Больше всего повторений отмечено на лицевой стороне (А). Три следующих друг за другом поля (с XIV по XVI) вскоре после своего первого появления совершенно точно и в той же последовательности повторяются еще раз (XX — XXII). Между ними стоят три других поля, последнее рз которых (XIX) совпадает с конечными полями этих одинаковых групп из трех полей. Эта внутренняя группа сходна с идентичными группами из трех полей, между которыми она находится, не только потому, что тоже состоит из трех полей и что конечное поле в ней одинаковое с ними; она повторяет и общую структуру идентичных групп: сначала идет большое поле из семи знаков, начинающееся ГОЛОВОЙ С ПЕРЬЯМИ, потом — двухсложное среднее поле; как поля из шести-семи знаков, так и поля из двух знаков настолько редки, что их сочетание можно считать уникальным. Отсюда можно сделать вывод, что XIV — XVI, XVII — XIX, XX — XXII — параллельные члены.

Пойдем дальше. Поле XXIX в точности повторяет XVII. За ним следует еще всего два поля, из которых последнее, как конец высказывания в целом, одновременно должно быть также и концом предложения. Здесь тоже среднее поле содержит только два знака. Непосредственно же перед XXIX находится поле, идентичное конечному полю XXI; таким образом, мы можем выделить еще одну трехчленную группу — с XXIX по XXXI.

Теперь, когда мы распознали поля XIV — XXII и XXIX — XXXI как расчлененные, связанные друг с другом группы, во второй половине стороны А нам остается только рассмотреть промежуточную часть XXIII — XXVIII. Здесь мы не встречаемся с тождеством целых полей; дальше мы будем пользоваться частичными аналогиями внутри поля XXIII — снова исключительно большое поле, подобно XIV = XX и XVII; с последним оно сходно не только тем, что в нем тоже семь знаков, но еще и тем, что то и другое начинается группой из трех знаков: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ—ЩИТ—ШКУРА. А поле XXV напоминает идентичные поля XVI == XIX = XXII, также включая знаки СОКОЛ — РОГ (но здесь за ними следует ЩИТ, тогда как в полях, рассмотренных до сих пор, им предшествовали знаки ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ). То, что это сходство не случайно, подтверждается следующими наблюдениями: сочетание СОКОЛ — РОГ появляется еще раз, со следующим за ним знаком ВЕТВЬ, в IX; предшествующей поле VIII начинается группой знаков ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ, за которой следует группа ЖЕНЩИНА — УГОЛ и один (или два?) почти полностью утраченных знака. На это поле в свою очередь похоже поле, предшествующее XXV, которое содержит четыре знака: ЖЕНЩИНА — УГОЛ — знак, который изображает какую-то кухонную утварь с рукояткой (я называю его “РУКОЯТКА”), — и четвертый, который я условно называю “ВИЛКА”.

Остатки стершихся знаков в поле VIII, к сожалению, не дают возможности разгадать, какие знаки здесь стояли; видны две точки внизу, остатки рисунка слева вверху и идущая, по-видимому, оттуда направо вниз косая линия — это могла быть “ВИЛКА”, которой, возможно, предшествовала “РУКОЯТКА”. Но даже если мы оставим этот вопрос открытым, сходство между VIII — IX и XXIV — XXV и без того очевидно. Далее, XXVI в четырех знаках (ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — КИПАРИС — МУЖЧИНА) совпадает с I, только там за ними еще следует УГОЛ. Так как это начало высказывания, то в то же время оно является и началом предложения; можно предположить то же самое и относительно XXVI; тогда XXV — конечное поле группы, так же как XVI = XIX = XXII. Сочетание КИПАРИС — МУЖЧИНА появляется само по себе, отдельно от сочетания ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ, один раз, составляя самостоятельно поле XXX: это подтверждает факт существования двух параллельных групп XXVI — XXVIII и XXIX — XXXI и одновременно дает нам право выделить сочетание ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ (которое встречается 13 раз в начале полей), чем в cвою очередь поддерживается сравнение XXV и XVI.

Таким образом, для нас становится ясной структура высказывания начиная с А XIV и до конца. Мы находим здесь две группы, состоящие из идентично построенных сегментов. В каждый сегмент входит три поля. Одна из выделенных нами групп содержит четыре таких сегмента, другая—два (XIV—XVI = XX —XXII ~ XVII-XIX (~) XXIII— ХХУи XXVI-XXVIII ~ XXIX — XXXI). Они связаны между собой тождеством слов (XVII == XXIX). Соответствия с первой половиной обнаружены в двух местах (I ~ XXVI, VIII и cл. ~ XXIV и cл.). В первой половине лицевой стороны не удается обнаружить непосредственного тождества между полями.

Переходим к оборотной стороне (Б). Повторение одинаковых полей здесь встречается гораздо реже; сначала мы находим только одно—XXI = XXVI, состоящее из знаков “КОРЕНЬ”— ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА с косой чертой. То же самое сочетание, только без первого знака, мы встречаем еще раз в XVIII. Но если мы уже начали искать неполные подобия, то их находится еще больше: XXII похоже на XXIX — оба содержат группу знаков ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ, но в последнем этой группе предшествует ШКУРА, а в первом — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА. Непосредственно за XXIX следует единственное поле на этой стороне, состоящее всего из двух знаков: “ВОЛНА” — ШЛЕМ, одновременно завершающее все высказывание; это сочетание с различными добавлениями появляется также в полях, следующих за XVIII и XXI:

ШЛЕМ — “ВОЛНА” — ШЛЕМ (XXIV) и ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ (XX).

К этому примыкает еще одно наблюдение: две группы полей, XXIII — XXV и XVIII — XX, вводятся одинаковыми начальными знаками, соответственно ШЛЕМ или ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА. Подобное явление мы дважды обнаружили на лицевой стороне:

А III и IV — оба начинаются знаком ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА, А VI и VII — знаком ШКУРА. Количество встречаемости их и вторичное появление одного и того же знака ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА показывают, что это не случайность. В нижеследующей схеме я обозначаю это явление квадратными скобками сверху. Чтобы избежать длинноты описания, в дальнейшем я буду называть его аллитерацией (в расширенном и переносном смысле этого слова).

Для отрезка Б XVIII и ел. аллитерация доказывает, что и поля, не опирающиеся на сходство (на схеме они обозначены точками) — XIX и XXIII, XXV,— принадлежат к параллельной цепочке. Далее, точно зная, что XXX — конец предложения, мы можем из этого заключить, что как XXV, так и XX заканчивают синтаксический член.

Таким образом, получаем следующие подобия:

Вторая половина стороны Б (XVIII и ел.) состоит из трех до некоторой степени параллельно построенных членов, которые отделяются .друг от друга после XX и XXV. Здесь параллелизм выступает не столько между формой членов, сколько между темами.

Далее: Б XX подобно А III, благодаря чему впервые лицевая и оборотная сторона диска приходят в связь друг с другом. Но так как на Б XXX изображено сочетание “ВОЛНА”—ШЛЕМ без каких-либо добавлений, а с другой стороны, как показывает Б XXII: Б XXIX, в начале слова знак ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА может чередоваться со знаком ШКУРА, мы выделяем тот же самый корень слова в А VI: ШКУРА—“ВОЛНА”—ШЛЕМ—ЩИТ, с чем в свою очередь можно сравнить Б II: ШКУРА — “ВОЛНА” ШЛЕМ — ВЕТВЬ. Чередование знаков ЩИТ И ВЕТВЬ в конце слова нам уже встречалось в А XXV ~ IX, так что оба случая подтверждают друг друга.

Таким образом, мы добились следующего: существует корень “ВОЛНА” — ШЛЕМ, который встречается четыре раза на оборотной стороне и два раза на лицевой, причем только один раз сам по себе, а обычно с “префиксами” (ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА-, ШЛЕМ- или ШКУРА-) и иногда с “постфиксами” (-ЩИТ, -ВЕТВЬ).

Подобным же образом другой корень, *СОКОЛ — РОГ, который нигде не встречается сам по себе, выступает либо с постфиксами (-ЩИТ или -ВЕТВЬ), либо с префиксами (ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-). Этот корень встречается только на лицевой стороне, зато повторяется там пять раз.

Корень “ВОЛНА” — ШЛЕМ и явление аллитерации связывают начало стороны А со стороной Б, в особенности с ее концом.

Из подвижных знаков нам пока известны в начале слова ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА, ШКУРА, ШЛЕМ, в конце слова — ЩИТ и ВЕТВЬ. Это совпадает с наблюдениями и выводами, сделанными в свое время по поводу частых знаков (стр. 38), и подтверждает эти выводы. -

В последних работах исследование синтаксического членения уже связано с раскрытием построения слова из корня и грамматической формы. Теперь, поскольку непосредственно видимые подобия между полями исчерпаны, мы сделаем попытку двинуться дальше в этом направлении.

Для расчленения слов должен быть принят такой основной принцип: одинаковое следование друг за другом нескольких знаков водном поле само по себе ничего не доказывает. Только в том случае, если данный формант встречается с несколькими корнями, а данный корень—с несколькими формантами, пересечение обоих рядов дает нам право интерпретировать их как корень и формант. То, что корни в значительной мере определяются по формантам, а форманты определяются исключительно по корням, не означает, что мы попали в порочный круг,— просто дешифровка производится как бы двойным ходом: надо постоянно иметь перед глазами все поля и переходить от гипотезы к доказательству, исходя из единичного и находя подтверждение в целом.

Эта методика может быть выражена словами лишь неполно и приближенно, так как она является не линейной последовательностью причин и следствий, а многомерным взаимопроникновением догадок и решений. Поэтому я отказываюсь от изложения методики исследования и сообщаю результаты в виде списка, указывая на подтверждения и доказательства в замечаниях, сопровождающих или предваряющих отдельные пункты списка.

V. КОРНИ

1. “ВОЛНА” — ШЛЕМ (встречается 6 раз):

а) Корень сам по себе встречается в Б XXX.

б) С префиксом ШЛЕМ-: Б XXIV — в параллельном члене предложения, связанном посредством аллитерации с Б XXIII ШЛЕМ—УГОЛ — ВЕТВЬ и Б XXV ШЛЕМ — КОЛОННА — УГОЛ — ДОМ. Сочетание КОЛОННА — УГОЛ встречается в качестве корня и в другом месте (см. № 14).

в) С префиксом ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА-:

Б XX — в члене предложения, параллельном встреченному ранее, и А III, которое аллитерирует со следующим полем ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ПЧЕЛА.

С префиксом ШКУРА-;

г) С постфиксом -ЩИТ: А VI, связанное посредством аллитерации со следующим ШКУРА — “КУСОК” — РУКАВИЦА.

д) И. с постфиксом -ВЕТВЬ: Б И.

2. *СОКОЛ—РОГ (встречается 5 раз):

а) С префиксом ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ А XVI \ А XXII в конце одинаковых трехчленных групп.

б) С постфиксом -ЩИТ: А XIX \А XXV в конце параллельных трехчленных групп.

в) С постфиксом -ВЕТВЬ: А IX после слова ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — ЖЕНЩИНА — УГОЛ?, подобно А XXV после слова ЖЕНЩИНА — УГОЛ — “РУКОЯТКА” — “ВИЛКА”. О чередовании ЩИТ: ВЕТВЬ ср. п. 1 г и д.

3. КИПАРИС — МУЖЧИНА (встречается 5 раз):

а) Корень сам по себе: АХХХ.

б) С префиксом ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-: А XXVI — в предыдущем члене предложения. О сочетании ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- перед корнем ср. 2 а.

в) С сочетанием ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- и -УГОЛ: А I.

г) С сочетанием СЕКИРА — ШЛЕМ- и -УГОЛ: Б VIII.

д) С сочетанием -КРОКУС—ДЕЛЬФИН: Б VII, непосредственно перед (г).

Эти дополнения перед (г) и после (д), кроме этого случая, не появляются; только постфикс -УГОЛ (п. д) и соседство корня ДОМ — “СУМКА” в Б Х (см. № 5) доказывают, что мы имеем дело с уже известным корнем.

4. ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА (встречается 3 раза; ср. выше, стр. 46);

а) Корень сам по себе: Б 18 в аллитерирующей группе XVIII — XX.

б) Со знаком “КОРЕНЬ” впереди: Б XXI \ Б XXVI в параллельных членах предложения.

Поскольку ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА и в других случаях часто выступает как префикс (см. стр. 61 и ел.) и поскольку Б XX, безусловно, разлагается на знак ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА+сочетание “ВОЛНА” — ШЛЕМ (см. 1 в), и здесь, по-видимому, можно отделить знак ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА- как префикс. Таким образом, истинный корень слова, вероятно,—*КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА.

5. *ДОМ — “СУМКА” (встречается 2 раза):

а) С постфиксом -ЩИТ: А II.

б) С постфиксом -ВЕТВЬ и префиксом ШЛЕМ-: Б X. О чередовании -ЩИТ: -ВЕТВЬ ср. 1 г, д и 2 б, в. Слова оба раза появляются в соседстве с корнем КИПАРИС — МУЖЧИНА: А I и Б VII и ел., ср. 3 б, г, д.

6. *ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ (встречается 2 раза):

Б XXII \ Б XXIX в параллель-ных членахпредложения. О чередовании ШКУРА: ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА ср. 1 в, г д

7. ЖЕНЩИНА - УГОЛ-(“РУКОЯТКА” - “ВИЛКА”)? (встречается 2 раза):

а) Корень сам по себе: А XXIV. (См. выше)

б) С префиксом ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-: А VIII.

8. * ДОМ—“НОЖ”? (встречается 2 раза):

а) С постфиксом -ЩИТ и начальным компонентом ДЕЛЬФИН-: BV.

б) С постфиксом -ВЕТВЬ и начальным компонентом ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА—ДОМ-: Б XIII.

К вопросу о чередовании ЩИТ : ВЕТВЬ ср. 1 г, д, 2 б, в, 5 а, б. Это чередование суффиксов доказывает, что здесь мы действительно имеем дело с корнем. Только начало корня нельзя определить с уверенностью, потому что ни ДЕЛЬФИН-, ни ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ДОМ-, ни ДОМ- нигде в других случаях не выступают как префиксы, хотя все эти знаки встречаются часто. Таким образом, остается несколько возможностей. Или это неизвестные нам случаи распространения, больше нигде не встречающиеся, или ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА- в Б XII —широко распространенная приставка; тогда ДОМ — ДОМ — “НОЖ” может быть графическим или фонетическим дублетом к ДОМ — “НОЖ”;

наконец, не исключено, что -ДОМ- является вариантом знака

• ДЕЛЬФИН-для тех случаев, когда этот знак находится внутри слова (хотя другие случаи появления знаков ДОМ и ДЕЛЬФИН скорее говорят против этого, чем за это). Поэтому вопрос об истинном корне пока остается открытым.

Два следующих, достаточно хорошо представленных слова мы пока не имеем возможности проанализировать. Вот эти слова:

9. ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ШКУРА — КОРАБЛЬ — КОЛОС — КОЛОННА — УГОЛ (встречается 2 раза): А XIV и XX в подобных членах предложения, см. выше.

10. ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ —ШКУРА — ШКУРА — ВЕТВЬ — ЛИЛИЯ — “ГРЕБЕНЬ” (встречается 2 раза): А XVII и XXIX, см. стр. 45.

Анализ этих слов наводит на мысль (стр. 53 и ел.), что в первом следует выделить начальный компонент ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ-, во втором — ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-. Но и тогда эти слова останутся необычайно длинными.

Все перечисленные выше корни получены при помощи принципа перекрестных рядов: там, где из целых слов может быть выделено устойчивое соединение нескольких знаков таким образом, чтобы оставшиеся знаки в свою очередь выступали как устойчивое сочетание в определенном положении, и если имеются . хотя бы два случая, которые разрешают сравнение, речь идет о корне и форманте. Примененный метод исследования одновременно может служить для определения корня и форманта.

Тот же метод перекрестных рядов позволяет пойти еще дальше. А именно, подобным же образом можно выявить еще некоторые явления, родственные рассматриваемым до сих пор, но несколько иного рода.

Я начинаю от Б VII (ср. стр. 49 и ел., № 3). Поля Б VII и VIII содержат общую для обоих группу КИПАРИС — МУЖЧИНА. Эта группа выступает в А XXX непосредственно как корень слова. То, что здесь это тоже корень, подтверждается наличием постфикса -УГОЛ, а для всего этого места — соседством скорнемДОМ—“СУМКА” при сравнении с А I исл. Тогда следует отделить СЕКИРА — ШЛЕМ- и -КРОКУС — ДЕЛЬФИН. Группа -КРОКУС—ДЕЛЬФИН встречается еще раз в Б XVI, и снова в конце слова. Там ему предшествует ЖЕНЩИНА — ВЕТВЬ —ГОЛУБЬ. С другой стороны, сочетание ЖЕНЩИНА — ВЕТВЬ мы находим еще раз в Б XXVIII. Здесь ему предшествует ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ-, которая обычно встречается в качестве форманта; дальше следует КОЛОННА — УГОЛ --- ШЛЕМ. Группа КОЛОННА — УГОЛ встречается не меньше пяти раз в четырех различных сочетаниях.

Следовательно, имеются устойчивые сочетания из двух знаков, которые появляются несколько раз в различных контекстах. С корнями их объединяет многосложность, с формантами — способность присоединяться к другим корням. Поэтому с лингвистической точки зрения здесь может идти речь о сложных словах или об образованиях, сходных со сложными словами. Ниже приводится список сочетаний, которые точно или вероятно можно отнести к компонентам сложных слов-

11. -КРОКУС — ДЕЛЬФИН (встречается 2 раза):

а) После корня №3 КИПАРИС—МУЖЧИНА: Б VII.

б) После части слова №12 ЖЕНЩИНА — ВЕТВЬ --- ГОЛУБЬ): Б XVI.

12. -ЖЕНЩИНА-ВЕТВЬ- (встречается 2 раза):

а) Перед компонентом слова № 11 — КРОКУС — ДЕЛЬФИН: Б XVI, ср. 11 б.

б) После префикса ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и перед -КОЛОННА — УГОЛ — ШЛЕМ: Б XXVII, ср. № 14.

В а) на стыке сложного сочетания стоит знак -ГОЛУБЬ-. Тот же знак встречается в А XII и XXIII. Его значение определить не удалось.

13. -ШКУРА — КОРАБЛЬ- (встречается 3 раза)-

а) Перед -РОЗЕТКА—МУЖЧИНА: Б XII.

б) После префикса ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и перед -КОЛОС — КОЛОННА—УГОЛ: А XIV—XX, ср. №9.

В связи с сочетанием КОЛОННА — УГОЛ ср. № 14. Знак -КОЛОС- на стыке сложного слова подобен знаку -ГОЛУБЬ-, упоминаемому в 12 а. КОЛОС встречается еще в сочетании КОЛОС - ЛИВ? - РОЗЕТКА в А XXVIII-XXXI в начале слова.

14. -КОЛОННА — УГОЛ- (встречается 5 раз):

а) В сочетании ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ШКУРА — КОРАБЛЬ — КОЛОС — КОЛОННА - УГОЛ: А XIV—XX

По поводу -ШКУРА — КОРАБЛЬ- ср. 13 б. ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- — часто встречающийся префикс. Таким образом, нам удалось расчленить слово № 9, одно из длинных слов, которые пока оставались неделимыми: это сложное слово состоит из двух компонентов, каждый из которых встречается в тексте несколько раз, с префиксом перед ними.

б) В сочетании ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ—ЖЕНЩИНА— ВЕТВЬ — КОЛОННА — УГОЛ — ШЛЕМ: Б XXVIII

ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- -формант, -ЖЕНЩИНА-ВЕТВЬ- — компонент сложного слова (ср. 12 б). ШЛЕМ часто употребляется и в начале, и в конце, и в середине слова, но доказать, что это суффикс, невозможно.

в) ШЛЕМ — КОЛОННА — УГОЛ - ДОМ: Б XXV. Аллитерация с Б XXIII и ел. показывает, что ШЛЕМ-является префиксом. То, что -ДОМ является постфиксом, доказать невозможно, в других случаях ДОМ выступает только в начале и в середине слова, часто как первый слог корня.

г) “ОТВЕС” —КОЛОННА — УГОЛ —“ТРЕУГОЛЬНИК”: BVI.

Разложение основано только на устойчивом сочетании КОЛОННА — УГОЛ, которое встречается в других местах, и на формальном сходстве с в. “ТРЕУГОЛЬНИК” в тексте больше не встречается, “ОТВЕС” встречается еще один раз в Б XIV, где он не поддается определению.

Тот факт, что при сочетании КОЛОННА — УГОЛ часто выступают односложные приставки или суффиксы, приближает этот компонент сложного слова к настоящим корням № 1—8. Другие компоненты сложных слов, напротив, соединяются между собой или с корнями. Ни один из них не встречается в виде корня.

VI. ФОРМАНТЫ

а) ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- (встречается 6 раз).

б) ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- (встречается 13 раз).

ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ самостоятельно встречается 6 раз в начале полей A XIV=XX; Б III, XI, XVII, XXVIII. То, что этот знак следует отделить от корня, можно если не доказать, то с большой вероятностью предположить на примере Б XXVIII: это слово (ГОЛОВА С-ТТЕРЬЯМИ — ЖЕНЩИНА — ВЕТВЬ — КОЛОННА — УГОЛ — ШЛЕМ) в первой части корня подобно полю XVI (ЖЕНЩИНА— ВЕТВЬ — ГОЛУБЬ — КРОКУС — ДЕЛЬФИН). То, что этот знак следует отделять и в других случаях, станет очевидным только после рассмотрения данных п. 6; в таком случае все остальные форманты будут "апакс легомена".

Сочетание ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ встречается в начале поля 13 раз: А I, V, VIII, X, XII, XVI, XVII, XIX, XXII, XXIII, XXVI, XXIX; Б I. При этом можно доказать, что в шести случаях перед нами префикс:

А I и А XXVI: ср. А XXX и другие случаи появления корня КИПАРИС — МУЖЧИНА (см. выше, № 3).

А VIII: ср. А XXIV- (корень №7).

A XVI=XIX=XXII:,cp. A IX и XXV (ср. выше, №2).

В других случаях возможность доказательства отсутствует ввиду недостатка материала для сравнения. Но и там (то же самое относится к знаку ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ, стоящему отдельно) постоянная позиция в начале полей не оставляет сомнения в том, что это — знак, однородный с теми, которые можно точно определить как префиксы.

Оба префикса отличаются друг от друга рядом черт: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — единственный более или менее часто встречающийся знак, который имеет устойчивую позицию без всяких исключений, а именно положение в начале слова; он не появляется ни внутри, ни в конце слова, ни в составе других префиксов, ни в составе других корней. Большое число появлений исключает какие бы то ни было сомнения. Далее, оба форманта в большинстве случаев фиксируются перед синтаксическими членами, состоящими из нескольких слов (в начале обеих сторон А I и Б I и А XIV, XVII, XX, XXIII, XXVI, XXIX—в других случаях пока только в A XVI==XIX=XXII). Наконец, они чередуются только с беспрефиксальными образованиями, в то время как все другие точно определяемые и часто встречающиеся форманты многообразно чередуются между собой. Кроме того, ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- — единственный формант, состоящий из сочетания двух знаков, причем настолько прочного, что, хотя ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и встречается в самостоятельном употреблении, без знака ЩИТ-, однако знак ЩИТ- без предшествующего ему знака ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- не употребляется никогда.

О чем говорят эти черты? Упорядоченное чередование формантов с грамматической точки зрения означает флексию в самом широком значении этого слова. В индоевропейских языках важнейшими видами флексии являются склонение и спряжение, за ними иногда следует образование производных глаголов при помощи предлогов, а образование новых корней, напротив, отступает на второй план; в других языках, наоборот, на первом месте стоит соединение слов разных классов; в третьих — еще что-нибудь другое. Отсутствие такого правильного чередования доказывает, таким образом, что префиксы ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ—ЩИТ- не образуют форм словоизменения; их значение надо искать в какой-то другой области.

Будучи слогами какого-то языка, форманты необходимо должны являться частыми последовательностями звуков данного языка. Поэтому их звучание ни в коей мере не характерно только для формантов, а выступает в иной связи и в других словах данного языка. Ограничение заключается только в том, что форманты подчиняются особым фонетическим условиям, связанным с их положением в начале или в конце слова.

Рассмотрим некоторые знаки: часто встречающийся формант -ВЕТВЬ, например, кроме того, появляется и как обыкновенный слог внутри слова в А XVII-XX, как второй слог корня в Б XVI и XXVIII; или ШКУРА — этот знак тоже встречается внутри слова (A XV(I, XXIII; Б XVII) и в конце слова (Б IV); или, например, ШЛЕМ — его мы находим одновременно и в корнях “ВОЛНА”—ШЛЕМ и ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА—КУСТ— ШЛЕМ — РУКАВИЦА (№ 1 и 4) и т. д.

Упомянутое фонетическое ограничение можно проиллюстрировать на примере знака ЩИТ, который выступает только в качестве форманта в начале (в сочетании ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ) и в конце слова (это явление будет рассмотрено ниже). Если знак ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ не встречается в другом положении, кроме твердой позиции в начале “слова”, то это доказывает (как уже предполагалось другими исследователями), что данный знак является не слогом языка, а графическим формантом.

Этот вывод подтверждается следующим статистическим наблюдением: средний размер отдельного поля как на лицевой, так и на оборотной стороне составляет четыре знака. Иначе обстоит дело с полями, которые начинаются знаками ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ—ЩИТ-; они в среднем содержат по пять знаков. Все зафиксированные поля с шестью или семью знаками (А XIV, XX; Б XXVIII — А XVII, XXIII, XXIX) начинаются с одного из этих формантов. Если бы это относилось только к форманту (б), избыток знаков можно было бы объяснить двусложностью самого форманта; однако, так как это в той же мере относится и к полям, которые начинаются с префикса ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- в самостоятельном употреблении, становится очевидным, что избыток знаков зависит именно от него. Но чрезмерная длина сразу же исчезает, если мы перестанем рассматривать знак ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ-в качестве слога, а будем считать его графическим знаком без звукового значения. Одновременно будет снято еще одно противоречие, ибо сочетание ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ, которое на письме состоит из двух знаков, в языке окажется, как и все остальные форманты, односложным.

ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- является рисуночным знаком формантного характера без звукового значения. Такие знаки, применяемые в качестве детерминативов, известны из других письменностей — например, определительный знак, стоящий после слова в египетском письме, или — из знаков другого рода,— клин как- детерминатив лица (мужского имени), стоящий перед словом в клинописи. В данном случае речь идет явно о чем-то подобном. Рисунок сам говорит о значении форманта: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- (как наиболее характерная особенность народа, который пользовался данной письменностью) показывает, что следующее слово обозначает определенную личность. По своему положению и значению он сопоставим с соответствующим знаком в клинописи; поскольку это рисунок и явно единственная идеограмма, постольку он сопоставим с иероглифами, где также люди и части человеческого тела (как, например, мужчина, женщина, старец с бородой, человек, который ест, человек, наносящий удар, рука с орудием, идущие ноги) чаще всего выступают в качестве детерминативов.

Личный детерминатив ГОТОВА С ПЕРЬЯМИ- (3) показывает, что следующее за ним слово является именем или местоимением, а в предложении выступает в качестве субъекта, именного определения, объекта или именного сказуемого.

Важно, что знак ЩИТ- в префиксальном употреблении не выступает самостоятельно, без знака ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ. Точно так же мы не находим при одном и том же корне чередования между сочетанием ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- и знаком ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ в самостоятельном употреблении. При этом синтаксические функции слов с префиксами (а) и (б), очевидно, очень близки друг другу: оба форманта выступают в большинстве случаев в бо/iee или менее длинных цепочках, которые редко стоят непосредственно друг за другом, а обычно находятся в начале соседних синтаксических членов. Эти правила их появления представлены в следующем списке:

Форманты:

Таким образом, для интерпретации (б) определяющими являются только что полученное значение знака ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ и найденные отношения между (а) и (б). Мне известно лишь одно языковое различие, которое отвечает поставленным требованиям — различие между местоимением и именем. В соответствии с этим слова с префиксом (а) можно было бы считать личными местоимениями, слова с префиксом (б) — личными именами. Слоговому знаку ЩИТ- тогда можно было бы приписать субстантивирующее значение или значение субъекта для имени. Ниже я буду называть префикс ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- артиклем, имея в виду, что он обладает субстантивирующим (или близким к этому) значением.

в) -ЩИТ (встречается 4 раза).

1. А II ДОМ — СУМКА — ЩИТ (при корне № 5).

2. А VI ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ЩИТ (при корне № 1). Связано посредством аллитерации с последующим ШКУРА — “КУСОК” — РУК-^ИЦА. В обоих случаях (1 и 2) непосредственно предшествующее поле начинается с сочетания ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ- (формант б).

3. А XXV СОКОЛ — РОГ — ЩИТ (при корне № 2) — в конце трехчленного предложения, начинающегося с форманта (б). По своей позиции соответствует заключительному слову предшествующих трех параллельных предложений ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — СОКОЛ — РОГ.

4. Б V ДЕЛЬФИН — ДОМ — “НОЖ” — ЩИТ (при корне №8). Поле III начинается формантом (а).

Кроме этих случаев, знак ЩИТ встречается только в форманте (б).

г) -ВЕТВЬ. В четырех случаях может быть показано, что это суффикс:

1. А IX СОКОЛ — РОГ — ВЕТВЬ (при корне №2). Группа А VIII и ел. повторяется в несколько измененном виде в А XXIV и ел.; там: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — ЖЕНЩИНА — УГОЛ —?, СОКОЛ — РОГ — ВЕТВЬ, здесь:

ЖЕНЩИНА — УГОЛ — “РУКОЯТКА”—“ВИЛКА”, СОКОЛ-РОГ — ЩИТ.

2. Б II ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ВЕТВЬ (при корне № 1). Непосредственно предшествует поле, которое начинается с форманта (б).

3. Б Х ШЛЕМ — ДОМ — “СУМКА” — ВЕТВЬ (при корне № 5).

4. Б XIII ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ДОМ — ДОМ— “НОЖ” — ВЕТВЬ (при корне № 8). За одно поле до него поле XI начинается формантом (а).

Кроме того, знак ВЕТВЬ выступает и в корнях в сочетании ЖЕНЩИНА— ВЕТВЬ (см. № 12) в Б XVI и XXVIII и еще внутри слова в A XVII=XXIX.

Остаются еще три случая, когда -ВЕТВЬ встречается в конце слова, однако нельзя допустить, что этот знак является суффиксом. Это маловероятно по причинам, приводимым ниже:

А Х ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — КОСТЬ — “ВИЛКА” — ВЕТВЬ. Это было бы единственным случаем, когда суффикс -ВЕТВЬ соединяется с префиксом ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-.

А XXVII КОЛОННА — “ВИЛКА” — ВЕТВЬ. Сочетание “ВИЛКА” — ВЕТВЬ такое же, как в А X.

Б XXIII ШЛЕМ — УГОЛ — ВЕТВЬ. Аллитерирующие поля Б XXIV и ел. указывают на то, что ШЛЕМ необходимо отделить. Если бы в этом случае знак -ВЕТВЬ передавал суффикс, то у нас остался бы односложный корень, тогда как все остальные известные до сих пор корни были по меньшей мере двусложными.

Суффиксы -ЩИТ(в) и -ВЕТВЬ(г) связаны между собой многообразными отношениями правильного чередования. Это можно наглядно показать в двух таблицах. Первая таблица показывает суффиксы, зависящие от корней; в отличие от (а) и (б), все они встречаются часто и потому известны. В общей сложности

Восемь появлений падают, кик видно из таблицы, всего на четыре корня таким образом, что к каждому из них имеется по одному примеру с формантом 3 и с формантом 4. В соответствии с этим оба форманта равноправно чередуются друг с другом при одних и тех же словах: это формы флексий одного и того же типа в различных значениях (то есть, например, глагольные формы разного лица или наклонения или разные падежи существительного и т. д.) Чередование имеет место дважды внутри одного высказывания на одной стороне: на лицевой стороне — при корне № 2 (СОКОЛ — РОГ), на оборотной стороне — при корне № 8 (ДОМ — “НОЖ”?); дважды между сторонами таким образом,чтс форме на -ЩИТ на лицевой стороне соответствует форма с конечным знаком -ВЕТВЬ на оборотной. Таким образом, обе стороны связаны между собой определенной синтаксической связью.

Чередование суффиксов при различных корнях на обеих сторонах диска не раскрывает грамматического значения формантов, зато говорит о строении и смысле высказывания. Поэтому позже мы еще вернемся к рассмотрению этого чередования. Но опосредствованно оно указывает условия, которым должно удовлетворять грамматическое решение: существуют лишь немногие языковые формальные категории, которые сами по себе могут чередоваться в высказывании от предложения к предложению.

Непосредственно к грамматической функции подводит другое наблюдение, которое относится как к форманту -ЩИТ, так и к форманту -ВЕТВЬ: оба форманта появляются преимущественно поблизости от формантов (а) и (б). Формант -ЩИТ следует непосредственно за словом с формантом ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ в А II и А VI: формант -ВЕТВЬ также используется два раза — вА1ХивБИ.Не непосредственно (через слово) (в) следует за (б) в А XXV, за (а) — в Б V; (г) следует за (а) в Б XIII. Единственное исключение представляет собой Б X; однако сходство отрезка Б VII и ел. с А I и ел. показывает, что принципиального отклонения здесь нет. Более точных зависимостей между отдельными формантами, входящими в четверку, не обнаружено: правда, (в) и (г) чаще соединяются с (б), не с (а), но лишь в соответствии с общим количественным соотношением этих формантов (всего 13 : 6, здесь — 5:2). Хотя на оборотной стороне (а) встречается чаще, чем (б) (4 : 1 против 2 : 12 на лицевой стороне), так же как (г) употребляется здесь чаще, чем (в), но именно здесь (а) используется одинаковое число раз с (в) и с (г). Очевидно, связь в пространстве относится в целом к группам (а, б) и (в, г). Связь можно считать почти устойчивой для (в) и (г), которые в семи случаях из восьми следуют за (а), (б); для (а), (б) эта связь гораздо более свободна — для них имеет место соотношение 7 : 19.

Что следует из всего этого? Наиболее типичная синтаксическая функция имени — функция субъекта: естественно ожидать, что в большинстве случаев употребления (а) и (б) мы имеем дело с субъектами предложений. Синтаксическая функция имени может быть распознана по его месту в предложении. Мы видим в уже опознанных синтаксических членах восемь раз слово с формантом (а) или (б) на первом месте (А I, XIV, XVII, XX, XXIII, XXVI, Б I), три раза—в конце (А XVI, XIX, XXII), один раз—в середине (Б XXVIII). Следовательно, как мы и ожидали, имеется несколько устойчивых положений для слов с формантами (а) а (б), причем положение в начале предложения очень заметно

преобладает: надо полагать, что это место занимают субъекты. С субъектом устойчивой связью связаны только атрибуты и предикаты. Но атрибутивное значение для (в) и (г) исключается, потому что оба эти форманта никогда не выступают в одном слове с (а) или (б). Тем самым для (в) и (г) остается только функция сказуемого, причем именное сказуемое опять-таки исключено;

очевидно, -ЩИТ и -ВЕТВЬ — это формы глагольных флексий.

Это предположение, так же как и высказанное нами ранее предположение о том, что слова с формантами (а) и (б) в начале синтаксических членов являются субъектами, подтверждается еще одним, не зависимым от уже приведенных, наблюдением:

(в) и (г) не только в семи случаях из восьми следуют за словами с формантами ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — (ЩИТ), но в то же время в пяти случаях из восьми за ними непосредственно или не непосредственно (через одно слово) в свою очередь следуют опять-таки слова с этими формантами. Отношение (а, б) : (в, г) в связи с этим обычно охватывает законченное целое, которое соответственно повторяется. Таким замкнутым повторяемым синтаксическим целым с устойчивым отношением противопоставления является только предложение с подлежащим и сказуемым.

Таким образом, здесь одновременно вскрывается и основной тип структуры .предложения — предложения в большинстве случаев из двух-четырех слов с именным подлежащим на первом месте и сказуемым, обычно глагольного характера, на последнем. месте.

д) ШКУРА-“ (встречается четыре раза).

1. А VI ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ЩИТ 1 см. 1

2. Б II ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ВЕТВЬ J г, Д.

3. А VII ШКУРА — “КУСОК” — РУКАВИЦА. То, что ШКУРА- здесь носит характер форманта, доказывается аллитерацией с А VI.

4. Б XXII ШКУРА — ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ см. 6а.

Кроме того, ШКУРА- встречается в начале слова: Б XII ШКУРА— КОРАБЛЬ — РОЗЕТКА — МУЖЧИНА;

после префикса (a): A XIV-XX ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ШКУРА — КОРАБЛЬ — КОЛОННА — УГОЛ. В обоих случаях за знаком ШКУРА- следует -КОРАБЛЬ: возможно, здесь имеет место устойчивое сочетание; после префикса (б): А XXIII ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ— ЩИТ—ШКУРА—КОРОМЫСЛО - ПТИЦА — УГОЛ—ШКУРА и, дважды, в A XVII=XXIX ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — ШКУРА — ШКУРА — ВЕТВЬ — ЛИЛИЯ — “ГРЕБЕНЬ”;

• ШКУРА- — в середине слова, кроме того, еще в Б XVII

ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — “ИЗГИБ” (или “ОГРАДА”)—

• ШКУРА — МУЖЧИНА;

• ШКУРА—в конце слова в Б IV “КОРЕНЬ”— КОРАБЛЬ — ШКУРА и в А XXIII.

Таким образом, все возможные положения слога в слове достаточно представлены. Значение нигде нельзя определить точно, так как ни разу не встречаются точно определенные корни. Бросается в глаза частое появление знака ШКУРА в длинных словах: A XIV=XX (1 раз), A XVII==XXIX и XXIII (по 2 раза).

е) ШЛЕМ- (встречается 4 раза).

1. Б Х ШЛЕМ—ДОМ—“СУМКА”—ВЕТВЬ; см. 5 б.

2. Б XXIV ШЛЕМ — “ВОЛНА” — ШЛЕМ; см. 1 б.

3. Б XXV ШЛЕМ—КОЛОННА—УГОЛ—ДОМ; ср. 1 б:

аллитерация с Б XXIII и ел.и часто встречающееся сочетание КОЛОННА — УГОЛ подтверждают правильность расчленения.

4. Б XXIII ШЛЕМ — УГОЛ — ВЕТВЬ, по-видимому, аллитерирует с Б XXIV и cл.

Знак ШЛЕМ встречается еще в середине и в конце слова в корнях “ВОЛНА” — ШЛЕМ (№ 1) и ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА (№ 4). Значение не поддается точному определению в Б VIII: ТОПОР — ШЛЕМ — КИПАРИС — МУЖЧИНА — УГОЛ (см. 3 г) и в случаях появления в конце слова А XI: МУЖЧИНА — КОСТЬ — “СУМКА” — ШЛЕМ, Б I: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — “КОРЕНЬ” — “СУМКА”—ШЛЕМ, Б XX VII: “ИЗГИБ”—ГОЛОВА ГАЗЕЛИ— КРОКУС — УГОЛ — ШЛЕМ, Б XXVIII ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЖЕНЩИНА — ВЕТВЬ — КОЛОННА — УГОЛ — ШЛЕМ. То, что оба последних слова оканчиваются на -УГОЛ — ШЛЕМ, вряд ли указывает на устойчивое сочетание, так как Б XXVIII является сложным словом, в состав которого входит группа КОЛОННА — УГОЛ (№ 14). Но и на то, что -ШЛЕМ является суффиксом, данные по этой группе не указывают (14 б). А XI и Б I совпадают в двух знаках (-СУМКА — ШЛЕМ), но что это означает, определить невозможно.

1. А III=Б XX ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ; см. 1 в.

2. Б XXIX ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ; см. 6 б.

3. А IV ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ПЧЕЛА аллитерирует с А III. Только аллитерация говорит о соотносимости следований.

4. Б XIX ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — РУКАВИЦА — КИПАРИС

5. Б XVIII ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА —КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА аллитерирует с Б XX.

Но тогда это, по-видимому, тот же самый формант.

6. Б XXI=XXVI КОРЕНЬ—ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА— КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА (см. №4).

7. Б XIII ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ДОМ — ДОМ — “НОЖ” — ВЕТВЬ (см. № 8).

Неопределимым остается Б XV ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА-ДЕЛЬФИН — МУЖЧИНА.

Принадлежность к корню можно предположить для А IV ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ПЧЕЛА (см. выше, п. 3). Кроме этого случая и п. 6, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА встречается только в начале слова.

Три форманта — ШКУРА-, ШЛЕМ- и ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА— связаны друг с другом многообразными связями. Для них для всех как для префиксов общим является начальное положение в слове—общим, ноне характеризующим только их, так как в этом они похожи, например, на форманты (а) и (б). Общим для них является и распределение в тексте — все три форманта на оборотной стороне встречаются чаще, чем на лицевой: ШЛЕМ-вообще встречается только на стороне Б, для форманта ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА- соотношение выражается числами 2:7 (из последних — четыре точно определяемых случая), для форманта ШКУРА- — числами 2 : 2. Преобладание на стороне Б видно и в этом последнем случае, если учесть, что знак ШКУРА вообще встречается на стороне А вдвое чаще, чем на стороне Б (10 : 5). Такое распределение в тексте позволяет противопоставить эти три форманта формантам ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ- и ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ-, три четверти случаев появления которых приходится на сторону А. Действительно, ни один из этих формантов никогда не выступает в соединении с (а) или (б), если только не рассматривать знак ШКУРА в длинных словах A XIV=XX,A XVII=XXIX, A XXIII как префикс. Более того, ни один из корней, при которых встречаются эти форманты, не соединяется с формантами (а) или (б); (д), (е), (ж), с одной стороны, и (а), (б), с другой, исключают друг друга непосредственно в слове и опосредствованно при корне; там, где скопляются одни, другие становятся редки.

Напротив, они часто соединяются с глагольными суффиксами -ЩИТ и -ВЕТВЬ: ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ЩИТ (А VI), ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ - ВЕТВЬ (Б II);

ШЛЕМ — ДОМ — “СУМКА” — ВЕТВЬ (Б X), ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ДОМ — ДОМ — “НОЖ” — ВЕТВЬ (Б XIII); как мы видим, соединение с (в) и (г) одинаково свойственно всем трем префиксам. Если при этом преобладает (г), то это соответствует тому факту, что (г) (в отличие от в) так же, как и (д), (е), (ж), значительно чаще встречается на оборотной стороне; поэтому данное наблюдение, по-видимому, окажется важным при рассмотрении смысла высказывания, но не является свидетельством более тесной грамматической связи с (г). Связь формантов (д), (е), (ж) с формантами (в), (г) исключительна (последние никогда не встречаются с другими суффиксами, первые — с другими префиксами), но не необходима (она имеет место только в половине случаев появления каждого из формантов).

К этому присоединяется следующее: три форманта—(д), (е), (ж) — чередуются между собой при одном и том же корне. С корнем “ВОЛНА” — ШЛЕМ встречаются все три: ШКУРА- —в А VI и Б II, ШЛЕМ- — в Б XXIV, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА- — в А III и Б XX (места в списке слов под № 1); кроме того, ШКУРА и ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА чередуются в параллельных членах предложения при корне ПЧЕЛА — КОЛОННА — КОРАБЛЬ в Б XII и XXIX.

И наконец: все три форманта повторяются, иногда два или три раза подряд непосредственно друг за другом при разных корнях (аллитерация), например:

ШКУРА-: А VI и ел.: ШКУРА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ — ЩИТ, ШКУРА — “КУСОК” — РУКАВИЦА;

ШЛЕМ-: Б XXIII—XXV: ШЛЕМ — УГОЛ — ВЕТВЬ, ШЛЕМ — “ВОЛНА” — ШЛЕМ, ШЛЕМ — КОЛОННА — УГОЛ — ДОМ;

ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА-: А III и сл.: ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА— “ВОЛНА” — ШЛЕМ, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА—ПЧЕЛА. Б XVIII — XX: ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — КУСТ—ШЛЕМ—РУКАВИЦА, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА—РУКАВИЦА — КИПАРИС, ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — “ВОЛНА” — ШЛЕМ.

Эти связанные ряды выступают в двух отрезках надписи, так что по два ряда находятся в отношении соседства: А III и ел. и VI и сл., Б XVIII и сл. и XXIII и сл. (в первом случае — два, а во втором — три поля). Каждый раз между парами происходит чередование префиксов (ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА: ШКУРА; ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА : ШЛЕМ).

Итак, появление префиксов определяется следующим правилом: при одинаковых словах и при соседних синтаксических группах они чередуются, при замкнутых рядах различных слов повторяются, не изменяясь. . Чередование является правилом также и в сказуемых предложений, которые следуют Друг за другом. Напротив, чередования между префиксами внутри одного и того же синтаксического члена (то есть в соседних, различных словах), по-видимому, либо вообще не. происходит, либо оно происходит редко; примером этого является один-единственный отрезок текста Б XXI и ел.: “КОРЕНЬ” — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА — КУСТ - ШЛЕМ — РУКАВИЦА, ШКУРА - ПЧЕЛА - КОЛОННА — КОРАБЛЬ, ШЛЕМ — УГОЛ — ВЕТВЬ.

Из многочисленных чередований трех формантов следует, что они являются флексиями, из их противопоставленности (а), (б) и связи с (в), (г) следует, что это — флексии предикативного характера. Этому соответствует и их место в предложении: не только в тех случаях, когда они выступают вместе с (в), (г), но и там, где они встречаются самостоятельно, они стоят обычно в конце предложения (напр., Б XX, XXV; Б XXIX — предпоследнее слово высказывания; другую картину мы наблюдаем в Б XXII и, если они относятся сюда, в Б XXI==XXVI); дважды они следуют за глаголом предложения (А III и сл. и VII).

Отношения с (в), (г) можно, пожалуй, еще уточнить при помощи анализа аллитерирующих форм: а именно, там, где выступают связанные между собой ряды префиксов (д), (е) или (ж), суффикс в большинстве случаев отсутствует; из десяти таких слов только одно противоречиво: в А VI, наряду с префиксом, появляется формант -ЩИТ. Но там, где внутри синтаксического члена выступает только одно слово с префиксом, оно часто связывается с формантом -ВЕТВЬ (Б II, X, XIII; в случаях Б XXII и XXIX остается неясным, принадлежит ли последний знак -КОРАБЛЬ к корню или является суффиксом, во всяком случае, здесь (в) и (г) отсутствуют).

Несмотря на это уточнение и несмотря на другие опорные моменты, которыми можно располагать при интерпретации (три ступени чередования, чередование от предложения к предложению, ряды внутри одного предложения), трудно заключить, что эти флексии — модальные флексии глаголов: с одной стороны, потому, что в них имеет место взаимосвязь стилистического своеобразия текста и грамматической структуры языка, причем отделить одно от другого вряд ли возможно; с другой стороны, потому, что несмотря на многочисленные перекрещивания количество однозначных случаев и зависимостей меньше, чем можно было бы ожидать, исходя из обилия примеров. Только при более глубоком проникновении в структуру текста как целого можно надеяться на успех и в этом вопросе.

з) “КОРЕНЬ”- (встречается 2+3? раза).

1. Б XXI-XXVI “КОРЕНЬ-ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА-КУСТ — ШЛЕМ — РУКАВИЦА.

ШЛЕМ—РУКАВИЦА в Б XVIII обнаруживает префиксальный характер знака (см. корень № 4); возможно, что и следующий знак — ЛЬВИНАЯ ГОЛОВА- следует рассматривать как формант (ж).

Знак “КОРЕНЬ” появляется еще три раза, причем явно в устойчивом положении в начале слов, в крайнем случае,— после форманта (б). Возможно, здесь речь идет о том же самом форманте:

2. Б IX: “КОРЕНЬ” — ЛИЛИЯ — ГУСЕНИЦА — КОРАБЛЬ.

3. Б IV: “КОРЕНЬ” — КОРАБЛЬ — ШКУРА.

4. Б I: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ — “КОРЕНЬ — СУМКА — ШЛЕМ.

В случаях 1 и 4 формант появляется в начале синтаксических членов, в случаях 2, 3 и 4 — перед глагольными формами: этот факт, так же как и связь с формантом (б), свидетельствует в пользу того, что “КОРЕНЬ” — это именной формант.

и) -УГОЛ.

1. А I: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ - ЩИТ — КИПАРИС—МУЖЧИНА — УГОЛ. (Относится к корню № 3.)

2. Б VIII: СЕКИРА — ШЛЕМ - КИПАРИС — МУЖЧИНА — УГОЛ. (Относится к корню № 3.)

Знак УГОЛ встречается очень часто: он появляется в середине и в конце слова в словах, которые определены как корни (ЖЕНЩИНА — УГОЛ — ... № 7), и в устойчивых сочетаниях (-КОЛОННА — УГОЛ — № 14); по-видимому, в корне также и в Б XXIII ШЛЕМ — УГОЛ — ВЕТВЬ. Неопределимыми остаются появления внутри слова в А XXIII: ГОЛОВА С ПЕРЬЯМИ — ЩИТ - ШКУРА - КОРОМЫСЛО — ПТИЦА — УГОЛ - ШКУРА и Б XXVII: “ИЗГИБ” - ГОЛОВА ГАЗЕЛИ— КРОКУС - УГОЛ - ШЛЕМ, в конце слова - Б XIV: ОТ” ВЕС - КОРОМЫСЛО - УГОЛ.

Так как в качестве форманта знак УГОЛ засвидетельствован только при одном корне, нельзя считать такое его понимание достоверным; пример А 1 говорит об именной функции независимо от того, является ли формант флексией или образует корень.

Наконец, остаются еще четыре знака, которые можно отделить от сочетания КОЛОННА — УГОЛ: ОТВЕС- (Б VI; кроме того, не определены еще позиции Б XIV), -ТРЕУГОЛЬНИК (Б VI), -ДОМ (Б XXV; ср. также состав корней №5 и № 10), -ШЛЕМ (Б XXVIII); о других случаях появления этих четырех знаков шла речь при рассмотрении сочетания КОЛОННА — УГОЛ (см. выше, № 14). Вопрос, являются ли они формантами, остается нерешенным.